![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
lemur1Втопку.ру забавное мероприятие и мне приятно в нем по возможности участвовать. Развирутализоваться, осуществить кровную месть можно тогда в клубе «Билингва»(адрес у [Bad username or site: @ livejournal.com]).
Это лучше чем гадать: виртуал ли я и чей и почему.
Как говорят одесситы: что случается дважды, повторяется периодически.
Опять обсуждается произведение, одна из главных тем которого – любовь к книгам. У Елизарова речь шла о любви к книгам одного автора, а у Толстой к книгам в целом; Наверное, это показательно, но дело вовсе не в этом.
«Кысь» прочитав и закрыв, поняла, что писать отзыв мне совершенно не хочется.
Стилистически, сюжетно, ритмически это целостное произведение, но общее впечатление, что это игрушка. Такой своего рода конструктор «Постапокалипсис», вручаемый дальней во всех отношениях родственницей, не желающей знать ничего ни о жизни моей семьи.
(Конструкторы бывают очень интересны.
Например, ЛЕГО предложила модель полицейского участка, выполненную в мельчайших подробностях, сын уверял, что это полицейская академия, а потом мы немного поговорили об этике, ответственности, преступлении, раскаянии, правовых нормах.)
Конструктор под названием «Кысь» брать не хочется: у дарительницы очень холодные руки. Ну на мой вкус, конечно.
По жанру такая постапокалиптическая антиутопия. Обязательное патриархальное общество, генетические мутации, возведенные едва ли в не основу биоценоза. Сохравнившиеся после взрыва - Прежние люди и перерожденцы на четырех ногах, которыми запрягают сани. Переписывание книг, которым занят поначалу главгер Бенедикт. Мыши и хлебеда как основа питания для широких народных масс и кошмарное по насыщенности питание для руководства, вообще все очень бюрократизировано
Язык подобных произведений – либо неудобоваримый волапюк руководств по эксплуатации, либо косноязычие, либо псевдонародная словесная вязь. Видимо, для передачи пафоса и жизненной правды, все густо пересыпано обсценной и полуобсценной лексикой, но Толстая мастер, как-то сумела избежать искушения.
Хотя в обществе нравы дикие, причем настолько, что невольно задаешься тем же самым вопросом, что и по отношению к оркам Толкиена – да как именно тут и заводились, и просто выживали дети простых граждан? Ведь для этого нужен хотя бы минимальная бескорыстная любовь, внимание, терпение просто так, крохи уважения, деликатности, и прочая, прочая.
У взрослых бессмысленная жестокость и устойчивая склонность к стихийному воровству. (Дети, впрочем, тоже воруют, чего уж.) Прежние, удивительное дело, по большей части пребывают в прошлом, стараясь до самой смерти закрываться и не ощущать перемен вокруг себя. Нежизнеспособные во всех отношениях писцы из Рабочей Избы. (Вообще некрасивых женщин она стремится живописать смешно и трогательно, хотя есть просто болезнь и\или убитая личность, это не смешно и не трогательно, а вызывает резкий протест хотя бы по отношению подательнице милостыни)
Видимо, это личное, но огнехранителя Никиту Иваныча как соль земли и небожителя не ощутила. Ну, ставит столбы там, где раньше были московские улицы. Это прекрасно. Только нужна азбука выживания, а не воспоминания о прекрасности кофия. Ну помнит, где что находилось из памятников культуры под травами-мутантами и огородами с эзотерическими овощами. Ну помершая старушка напомнила Анну Петровну Керн по ФИО и в связи с этим не вполне осознающему себя Бенедикту он поручает резать Пушкина, который с маленького для него буквы, так как вообще поэт, ога.(Ну вот написал все стихи за авторством Федора Кузьмича Каблукова. Именно в таком раздвоенном как змеиный язык осознании и существует книги вообще и поэзия в частности для Бенедикта.) Ну не боится всяких мурз и начальников, включая самых Набольших – а что, их бояться и дрожать нормальная такая позиция, он начальник только потому, что отвечает за организацию, за что ему и бонусы, но так, чтобы уничтожаться в пыль, не стоит, потому что без исполнителя это смешно все и это как-то не сознается?
НЕ вижу ничего такого, из-за чего он огнедышащий и в небеса свободно воспраяющий.
Вообще признак мышления самостоятельного это во многом умение обойтись без кумиров и трезвое восприятие даже тех, кого уважаешь и любишь.
Я бы еще прибавила, что гуманист любит не столько мертвых. Если уж врач и диагност, то обитатели Федоркузьмичска в нем нуждаются сильнее, чем в главном истопнике, тем более неча народ, по его мнению, ленивый, развращать бесплатным огоньком.
В общем на вознесение при жизни Никита Иваныч не тянет.
Сам Бенедикт, как вам сказать. В общем и целом довольно средне; в основном по бабам и чтение как механический процесс, причем по ощущению он и про баб тоже не особо пополняет познания и осознает прочитанное.
Ну у него действительно неврастения и философская интоксикация, когда, с одной стороны, нехватка впечатлений, с другой стороны, экзистенциальный страх перед трансформировавшейся коварной природой, с третьей, полунасильственное погружение в полузнакомую культуру, сложную и непривычную.
Его даже жалко при всем его благополучии по сравнению с другими героями «Кыси».
Очень много, до надоедливости, ожидаемо среднеинтеллигентского.
Расстройство относительно отсутствия МОГОЗИНОВ вещей, сардоническая, утонченная ирония в адрес распределяющих антитовары. Налоговым тоже досталось, не беспокойтесь. Начальство горит очами и скребет когтями, зажираясь до невозможности хоть при каком режиме. Культура ему нужна до определенного предела, а потом со всей неизбежностью руководство устраивает костры из книг. В геенне огненной уцелеет во всех отношениях только соль соли земли, из Пушкина вынесшая преимущественно его личную жизнь. Нужно несколько поколений бенедиктов, чтобы родить никитивановичей, потакающих на деле лени, играющих в людей как в куклы и вообще о таких земных вещах как диагностика болезней не думающих, но зато парящих в небесах.
При этом все густо пересыпано страхами заболеть и ужасом перед безумием, персонифицированным в виде мифической кыси, тягой к прекрасному в виде Птицы Паулин и эсхатологическим ожиданием конца света, после того как Дева с лунными волосами наконец-то расплетет косу.
И тоска перед утраченными возможностями. Все это в фольклорной форме.
Все какое-то уцененное, бедное и плоское.
Простые люди – грубое, темное, вороватое быдло и только (самое страшное это «и только», но даж не всякое «быдло» в представлении добрейшей Татьяны Никитичны не исчерпывается пугающими ее качествами). Интеллигенты ограниченны, брезгливы, высокомерны, склонны к возведению искусственных построений, но не в физических силах мыло сварить и вместо чтения малопонятных сказок заняться дерматитом, например. Ну, у меня сведения иные об интеллигенции, но мы с ней разное вкладываем в понятие. Насколько помню будущих декабристов учили в детстве и юности простейшим ремеслам именно на такой прекрасный случай именно в частных судьбах. И сейчас тоже люди обеспеченные, но дальновидные совсем не брезгуют обучать своих детей ремеслам. Да, начальство всегда неестественно сияло очами и мечтало воспользоваться бенедиктами с целью тока бы чего пожрать во всех отношениях. Просто удивительно, как при таких оценках им удавалось организовать хоть что-то.
И такая двусмысленная авторская жалость. С одной стороны, получили эт у жизнь, потому что мудаки. С другой, мудаки, потому что жизнь такая.
Автор, видимо, сверху и сбоку.
В общем, не повесть, а такое проклятие всем. Типа брошюры «Мы все в ожидании конца света и его последствий в эту пятницу», в которой куда ярче Толстой расписывается уже конкретный песец.
Ясное дело, ни книжку про апокалипсис в пятницу, ни «Кысь» на полку не поставлю.
«Мы постоим на этом перевале и двинемся в другую половину».
Спасибо автору за затраченные усилия, чувства, время проведенное за столом и словопись.
А все ж лучше чувство без двойного дна, и сочувствие красней не словом, а делом и без истерико-фольклорно- утопических завываний то ли об утраченном, то ли о необретенном.
О кыси, словом.
Можно не читать. Пойду почитаю Прилепина, что ли. Как ее антагониста.
Это лучше чем гадать: виртуал ли я и чей и почему.
Как говорят одесситы: что случается дважды, повторяется периодически.
Опять обсуждается произведение, одна из главных тем которого – любовь к книгам. У Елизарова речь шла о любви к книгам одного автора, а у Толстой к книгам в целом; Наверное, это показательно, но дело вовсе не в этом.
«Кысь» прочитав и закрыв, поняла, что писать отзыв мне совершенно не хочется.
Стилистически, сюжетно, ритмически это целостное произведение, но общее впечатление, что это игрушка. Такой своего рода конструктор «Постапокалипсис», вручаемый дальней во всех отношениях родственницей, не желающей знать ничего ни о жизни моей семьи.
(Конструкторы бывают очень интересны.
Например, ЛЕГО предложила модель полицейского участка, выполненную в мельчайших подробностях, сын уверял, что это полицейская академия, а потом мы немного поговорили об этике, ответственности, преступлении, раскаянии, правовых нормах.)
Конструктор под названием «Кысь» брать не хочется: у дарительницы очень холодные руки. Ну на мой вкус, конечно.
По жанру такая постапокалиптическая антиутопия. Обязательное патриархальное общество, генетические мутации, возведенные едва ли в не основу биоценоза. Сохравнившиеся после взрыва - Прежние люди и перерожденцы на четырех ногах, которыми запрягают сани. Переписывание книг, которым занят поначалу главгер Бенедикт. Мыши и хлебеда как основа питания для широких народных масс и кошмарное по насыщенности питание для руководства, вообще все очень бюрократизировано
Язык подобных произведений – либо неудобоваримый волапюк руководств по эксплуатации, либо косноязычие, либо псевдонародная словесная вязь. Видимо, для передачи пафоса и жизненной правды, все густо пересыпано обсценной и полуобсценной лексикой, но Толстая мастер, как-то сумела избежать искушения.
Хотя в обществе нравы дикие, причем настолько, что невольно задаешься тем же самым вопросом, что и по отношению к оркам Толкиена – да как именно тут и заводились, и просто выживали дети простых граждан? Ведь для этого нужен хотя бы минимальная бескорыстная любовь, внимание, терпение просто так, крохи уважения, деликатности, и прочая, прочая.
У взрослых бессмысленная жестокость и устойчивая склонность к стихийному воровству. (Дети, впрочем, тоже воруют, чего уж.) Прежние, удивительное дело, по большей части пребывают в прошлом, стараясь до самой смерти закрываться и не ощущать перемен вокруг себя. Нежизнеспособные во всех отношениях писцы из Рабочей Избы. (Вообще некрасивых женщин она стремится живописать смешно и трогательно, хотя есть просто болезнь и\или убитая личность, это не смешно и не трогательно, а вызывает резкий протест хотя бы по отношению подательнице милостыни)
Видимо, это личное, но огнехранителя Никиту Иваныча как соль земли и небожителя не ощутила. Ну, ставит столбы там, где раньше были московские улицы. Это прекрасно. Только нужна азбука выживания, а не воспоминания о прекрасности кофия. Ну помнит, где что находилось из памятников культуры под травами-мутантами и огородами с эзотерическими овощами. Ну помершая старушка напомнила Анну Петровну Керн по ФИО и в связи с этим не вполне осознающему себя Бенедикту он поручает резать Пушкина, который с маленького для него буквы, так как вообще поэт, ога.(Ну вот написал все стихи за авторством Федора Кузьмича Каблукова. Именно в таком раздвоенном как змеиный язык осознании и существует книги вообще и поэзия в частности для Бенедикта.) Ну не боится всяких мурз и начальников, включая самых Набольших – а что, их бояться и дрожать нормальная такая позиция, он начальник только потому, что отвечает за организацию, за что ему и бонусы, но так, чтобы уничтожаться в пыль, не стоит, потому что без исполнителя это смешно все и это как-то не сознается?
НЕ вижу ничего такого, из-за чего он огнедышащий и в небеса свободно воспраяющий.
Вообще признак мышления самостоятельного это во многом умение обойтись без кумиров и трезвое восприятие даже тех, кого уважаешь и любишь.
Я бы еще прибавила, что гуманист любит не столько мертвых. Если уж врач и диагност, то обитатели Федоркузьмичска в нем нуждаются сильнее, чем в главном истопнике, тем более неча народ, по его мнению, ленивый, развращать бесплатным огоньком.
В общем на вознесение при жизни Никита Иваныч не тянет.
Сам Бенедикт, как вам сказать. В общем и целом довольно средне; в основном по бабам и чтение как механический процесс, причем по ощущению он и про баб тоже не особо пополняет познания и осознает прочитанное.
Ну у него действительно неврастения и философская интоксикация, когда, с одной стороны, нехватка впечатлений, с другой стороны, экзистенциальный страх перед трансформировавшейся коварной природой, с третьей, полунасильственное погружение в полузнакомую культуру, сложную и непривычную.
Его даже жалко при всем его благополучии по сравнению с другими героями «Кыси».
Очень много, до надоедливости, ожидаемо среднеинтеллигентского.
Расстройство относительно отсутствия МОГОЗИНОВ вещей, сардоническая, утонченная ирония в адрес распределяющих антитовары. Налоговым тоже досталось, не беспокойтесь. Начальство горит очами и скребет когтями, зажираясь до невозможности хоть при каком режиме. Культура ему нужна до определенного предела, а потом со всей неизбежностью руководство устраивает костры из книг. В геенне огненной уцелеет во всех отношениях только соль соли земли, из Пушкина вынесшая преимущественно его личную жизнь. Нужно несколько поколений бенедиктов, чтобы родить никитивановичей, потакающих на деле лени, играющих в людей как в куклы и вообще о таких земных вещах как диагностика болезней не думающих, но зато парящих в небесах.
При этом все густо пересыпано страхами заболеть и ужасом перед безумием, персонифицированным в виде мифической кыси, тягой к прекрасному в виде Птицы Паулин и эсхатологическим ожиданием конца света, после того как Дева с лунными волосами наконец-то расплетет косу.
И тоска перед утраченными возможностями. Все это в фольклорной форме.
Все какое-то уцененное, бедное и плоское.
Простые люди – грубое, темное, вороватое быдло и только (самое страшное это «и только», но даж не всякое «быдло» в представлении добрейшей Татьяны Никитичны не исчерпывается пугающими ее качествами). Интеллигенты ограниченны, брезгливы, высокомерны, склонны к возведению искусственных построений, но не в физических силах мыло сварить и вместо чтения малопонятных сказок заняться дерматитом, например. Ну, у меня сведения иные об интеллигенции, но мы с ней разное вкладываем в понятие. Насколько помню будущих декабристов учили в детстве и юности простейшим ремеслам именно на такой прекрасный случай именно в частных судьбах. И сейчас тоже люди обеспеченные, но дальновидные совсем не брезгуют обучать своих детей ремеслам. Да, начальство всегда неестественно сияло очами и мечтало воспользоваться бенедиктами с целью тока бы чего пожрать во всех отношениях. Просто удивительно, как при таких оценках им удавалось организовать хоть что-то.
И такая двусмысленная авторская жалость. С одной стороны, получили эт у жизнь, потому что мудаки. С другой, мудаки, потому что жизнь такая.
Автор, видимо, сверху и сбоку.
В общем, не повесть, а такое проклятие всем. Типа брошюры «Мы все в ожидании конца света и его последствий в эту пятницу», в которой куда ярче Толстой расписывается уже конкретный песец.
Ясное дело, ни книжку про апокалипсис в пятницу, ни «Кысь» на полку не поставлю.
«Мы постоим на этом перевале и двинемся в другую половину».
Спасибо автору за затраченные усилия, чувства, время проведенное за столом и словопись.
А все ж лучше чувство без двойного дна, и сочувствие красней не словом, а делом и без истерико-фольклорно- утопических завываний то ли об утраченном, то ли о необретенном.
О кыси, словом.
Можно не читать. Пойду почитаю Прилепина, что ли. Как ее антагониста.
