Полдень ХХ1 век. Намино. "Этика М-типа"
Jan. 22nd, 2008 03:36 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Видимо, в предчувствии кризиса, в магазине, где я закупаю провизию, случилась ревизия и слегка подочистились полки от глянцевых изданий. С удивлением обнаружила "Полдень. ХХ1 век" за январь 2008.
Не знаю, что уж там дальше будет, закроют ли магазин, закроют ли журнал, все же кризис, но пока смогу, отслежу.
Рассказ у Намино выдает профессию автора.Очень сжато, скупо, но информационно емко с тайным черным юмором , с парадоксальной концовкой.
Точно у хорошего врача побыла. Она и есть доктор. Причем боец передового фронта - "Скорой помощи".
В сноске сказано, что это рассказ-победитель сетевого конкурса "Прогнозы", но мне это мало что говорит.
Если есть кто-то обиженный, заранее примите, так сказать.
Тема - остракизм в постиндустриальном обществе, проблема "бана за некорректные высказывания".То есть человек есть, но за поступки,признанные некорректными он исключается из мира живущих так, что его в прямом смысле слова не видят в упор. И что с ним и как он после, все это можно отнести к догадкам.
А вот теперь любопытное.
Сюжетов в литературе не особенно много. Шкловский, если я не ошибаюсь, насчитывал основных сюжетных линий девять штук, что ли, с вариациями.
Разумеется, я такое читала. Когда?
А вот, пожалуйста. Роберт Силверберг."Увидеть невидимку". Написан в 1965 году, вышел в сборнике "Лалангамена", в Москве в 1985г.
Эпизод с карой электрическим током за некорректное поведение с окружающими использован А. и Б.Стругацкими в повести про второе пришествие Христа, "Отягощенные злом", вышедшей в "Юности" 1985-1986гг.
Силверберга интересует приятие невидимки-преступника и окружающими, и ему подобными. Причем мир будущего в его рассказе весьма условен:"все автоматизировано", примерно так. Турникеты в ботанический сад, автомат-кафе, консультация с врачом по удаленной связи.
Страдания отверженного. Невозможность и даже наказуемость контакта с себе подобным. Бунт против общества. Бунт против внутренней овцы, которая, лапки сложив, ждет общественного вердикта о возможности или невозможности пребывать, так сказать, в его рядах.
Рассказ Силверберга добрый, сострадательный и общий тон повествования смятенный. Как жить с печатью невидимости на лице? Как быть обществу дальше в виде "Чингисхана с телеграфом"?
У Стругацких это чумовой эпизод в отвязное перестроечное время. Когда секретарь Вседержителя, вопреки совету коллег и самого всевышнего, вышел за маслом в гастроном, он потом долго не мог опомниться от контакта с жителями, подвергшимися в прямом смысле слова электрошоковой терапиию.
Неврный срыв был и у секретаря-астронома, и у гастрономовского водителя, и у продавщицы, и у тетки-эпилептички.
Понимаете, они были воспитанны и вежливы вовсе не по внутренней потребности и личным стремлениям. Их за грубость просто били током.
Интонация сострадания у Намино также присутствует и ощутимо напряженность героя, у которого уже два бана за некорректное высказывание.
Но в целом как отдельный симптом меркнет перед все полнотой клинической картины заболевания, так и частная жизнь Джима Форрестера просто тускнеет перед обществом-неврозом, которое, с самыми благими намерениями блюдения идеальной политкорректности, просто поставило своих членов в максимально невыносимые условия.
Если говорит честно, то носители вживленных чипов(эта реальность для Намино куда осязаемее в 21 столетии, чем явно отвлеченнные "автоматы" для Силверберга или лично Ильмаринен в квартире на Балканской ул.) существуют в неадеквате.
Не ненормальны, нет. Они просто живут в условиях аномальных и поэтому их реакции не лезут ни в какие нравственные ворота.
Вживление блокираторов агрессивности помогало меньше, чем это иронически живописуется автором рассказа.
Скорее, усугубило агрессивность, сделав лицо гнева не искаженным, а вполне чудовищным.
Некорректна всякая агрессия, и поэтому на всякий случай запрещены все ее проявления, а также полностью отсутствуют средства отвести душу.
Поэтому ее выражения принимают особо уродливые формы.
Мы все периодически злимся на ближних, особенно если наши жизни влияют друг на друга.
Но с паточным выражением лица говорить гадости мужу(мир которого дама представляла очень приблизительно) в нормативной лексике и провоцировать его на бан дабы далее жить на его счет, это по меркам даже нашего несовершенного мира - помойка редкой силы.
Заметим, что стремление к полной корректности во всем и всегда выхолостило и человеческие отношения.
Муж плохо представляет себе внутренний мир жены. Дети лишены полного контакта с родителями, что же вырастает же на этой почве, Гойя испугается.
Ребенок лишен возможности оттузить братишку и сестренку, которых он ревнует к родителям. Поскольку выхода агрессии нет, как нет и подлинного эмоционального контакта из-за страха показаться некорректным и быть забаненным, то он с самым ангельским выражением лица и тихо-мирно пытается их утопить.
Знаете, а ведь это повод для серьезного разбирательства уже скорее не с ребенком и не только с семьей, я думаю.
Начальника, с которым у Джима были приличные отношения, Джим убил только за то, что тот сообщил ему об увольнении. (Заметим также, что от злобы, агрессии и прочих обнадеживающих, но подавляемых состояний в прямом смысле слова в сортире страдает не только Джим; стоны и завывания на анной почве он слышал через стенки кабинок довольно регулярно.) По здравой идее, ничего страшнее суда, проверки профсоюзов и трудовой инспекции, печатному органу бы не грозило; но палку уже перегнули и бутылка того гляди пальнет пробкой. Есть все основания думать, что Джим в своем поступке не был так уж одинок.
Еще любопытственнее - и наверное в этом вся соль повествования - что же лежит за границами тривиального политкорректного бытия рядовых обывателей? Боль, смятение и страх после посещения рыцаря в сияющих доспехах, предупреждающего о бане? Одиночество без конца и без краю? Страшноватая изолированность? Отрешенная постдепрессивность"возвращенцев"?
Человек значительно сильнее самого, если он сам не старается искусственно преодолеть свои возможности
в соответсвии с ожиданиями извне. Он интереснее, если его не просчитывать по унылым поведенческим схемам("нажмешь на кнопку-получишь результат").
Он острее и саркастичнее, но и сам неспроста при полной свободе от манипуляций извне.
Сравните: Силверберг скорбит и сострадает, Стругацкие язвительно насмехаются, Намино же...
Намино наносит удар в финале так же, как пишет диагноз в конце мартиролога своих подопечных.
Именно они, закоренелые изгои, и являются смотрителями и модераторами замороченного китайщиной общества.
Вопрос "а судьи кто?" повисает в виртуале. Все, занавес.
(Уходят, унося трупы, после чего раздается пушечный залп(финальная ремарка "Гамлета")
Там был еще прекрасный опус К.Фрумкина о финансовой фантастике, дело это давнее, темой денег и карьеры, как я поняла, не интересовались со времен Чуковского, так что может и обозрю. И очень смешной рассказ о переселении душ Д.Проскурякова "Соблюдайте очередь!" о духе бунтарства.
Не знаю, что уж там дальше будет, закроют ли магазин, закроют ли журнал, все же кризис, но пока смогу, отслежу.
Рассказ у Намино выдает профессию автора.Очень сжато, скупо, но информационно емко с тайным черным юмором , с парадоксальной концовкой.
Точно у хорошего врача побыла. Она и есть доктор. Причем боец передового фронта - "Скорой помощи".
В сноске сказано, что это рассказ-победитель сетевого конкурса "Прогнозы", но мне это мало что говорит.
Если есть кто-то обиженный, заранее примите, так сказать.
Тема - остракизм в постиндустриальном обществе, проблема "бана за некорректные высказывания".То есть человек есть, но за поступки,признанные некорректными он исключается из мира живущих так, что его в прямом смысле слова не видят в упор. И что с ним и как он после, все это можно отнести к догадкам.
А вот теперь любопытное.
Сюжетов в литературе не особенно много. Шкловский, если я не ошибаюсь, насчитывал основных сюжетных линий девять штук, что ли, с вариациями.
Разумеется, я такое читала. Когда?
А вот, пожалуйста. Роберт Силверберг."Увидеть невидимку". Написан в 1965 году, вышел в сборнике "Лалангамена", в Москве в 1985г.
Эпизод с карой электрическим током за некорректное поведение с окружающими использован А. и Б.Стругацкими в повести про второе пришествие Христа, "Отягощенные злом", вышедшей в "Юности" 1985-1986гг.
Силверберга интересует приятие невидимки-преступника и окружающими, и ему подобными. Причем мир будущего в его рассказе весьма условен:"все автоматизировано", примерно так. Турникеты в ботанический сад, автомат-кафе, консультация с врачом по удаленной связи.
Страдания отверженного. Невозможность и даже наказуемость контакта с себе подобным. Бунт против общества. Бунт против внутренней овцы, которая, лапки сложив, ждет общественного вердикта о возможности или невозможности пребывать, так сказать, в его рядах.
Рассказ Силверберга добрый, сострадательный и общий тон повествования смятенный. Как жить с печатью невидимости на лице? Как быть обществу дальше в виде "Чингисхана с телеграфом"?
У Стругацких это чумовой эпизод в отвязное перестроечное время. Когда секретарь Вседержителя, вопреки совету коллег и самого всевышнего, вышел за маслом в гастроном, он потом долго не мог опомниться от контакта с жителями, подвергшимися в прямом смысле слова электрошоковой терапиию.
Неврный срыв был и у секретаря-астронома, и у гастрономовского водителя, и у продавщицы, и у тетки-эпилептички.
Понимаете, они были воспитанны и вежливы вовсе не по внутренней потребности и личным стремлениям. Их за грубость просто били током.
Интонация сострадания у Намино также присутствует и ощутимо напряженность героя, у которого уже два бана за некорректное высказывание.
Но в целом как отдельный симптом меркнет перед все полнотой клинической картины заболевания, так и частная жизнь Джима Форрестера просто тускнеет перед обществом-неврозом, которое, с самыми благими намерениями блюдения идеальной политкорректности, просто поставило своих членов в максимально невыносимые условия.
Если говорит честно, то носители вживленных чипов(эта реальность для Намино куда осязаемее в 21 столетии, чем явно отвлеченнные "автоматы" для Силверберга или лично Ильмаринен в квартире на Балканской ул.) существуют в неадеквате.
Не ненормальны, нет. Они просто живут в условиях аномальных и поэтому их реакции не лезут ни в какие нравственные ворота.
Вживление блокираторов агрессивности помогало меньше, чем это иронически живописуется автором рассказа.
Скорее, усугубило агрессивность, сделав лицо гнева не искаженным, а вполне чудовищным.
Некорректна всякая агрессия, и поэтому на всякий случай запрещены все ее проявления, а также полностью отсутствуют средства отвести душу.
Поэтому ее выражения принимают особо уродливые формы.
Мы все периодически злимся на ближних, особенно если наши жизни влияют друг на друга.
Но с паточным выражением лица говорить гадости мужу(мир которого дама представляла очень приблизительно) в нормативной лексике и провоцировать его на бан дабы далее жить на его счет, это по меркам даже нашего несовершенного мира - помойка редкой силы.
Заметим, что стремление к полной корректности во всем и всегда выхолостило и человеческие отношения.
Муж плохо представляет себе внутренний мир жены. Дети лишены полного контакта с родителями, что же вырастает же на этой почве, Гойя испугается.
Ребенок лишен возможности оттузить братишку и сестренку, которых он ревнует к родителям. Поскольку выхода агрессии нет, как нет и подлинного эмоционального контакта из-за страха показаться некорректным и быть забаненным, то он с самым ангельским выражением лица и тихо-мирно пытается их утопить.
Знаете, а ведь это повод для серьезного разбирательства уже скорее не с ребенком и не только с семьей, я думаю.
Начальника, с которым у Джима были приличные отношения, Джим убил только за то, что тот сообщил ему об увольнении. (Заметим также, что от злобы, агрессии и прочих обнадеживающих, но подавляемых состояний в прямом смысле слова в сортире страдает не только Джим; стоны и завывания на анной почве он слышал через стенки кабинок довольно регулярно.) По здравой идее, ничего страшнее суда, проверки профсоюзов и трудовой инспекции, печатному органу бы не грозило; но палку уже перегнули и бутылка того гляди пальнет пробкой. Есть все основания думать, что Джим в своем поступке не был так уж одинок.
Еще любопытственнее - и наверное в этом вся соль повествования - что же лежит за границами тривиального политкорректного бытия рядовых обывателей? Боль, смятение и страх после посещения рыцаря в сияющих доспехах, предупреждающего о бане? Одиночество без конца и без краю? Страшноватая изолированность? Отрешенная постдепрессивность"возвращенцев"?
Человек значительно сильнее самого, если он сам не старается искусственно преодолеть свои возможности
в соответсвии с ожиданиями извне. Он интереснее, если его не просчитывать по унылым поведенческим схемам("нажмешь на кнопку-получишь результат").
Он острее и саркастичнее, но и сам неспроста при полной свободе от манипуляций извне.
Сравните: Силверберг скорбит и сострадает, Стругацкие язвительно насмехаются, Намино же...
Намино наносит удар в финале так же, как пишет диагноз в конце мартиролога своих подопечных.
Именно они, закоренелые изгои, и являются смотрителями и модераторами замороченного китайщиной общества.
Вопрос "а судьи кто?" повисает в виртуале. Все, занавес.
(Уходят, унося трупы, после чего раздается пушечный залп(финальная ремарка "Гамлета")
Там был еще прекрасный опус К.Фрумкина о финансовой фантастике, дело это давнее, темой денег и карьеры, как я поняла, не интересовались со времен Чуковского, так что может и обозрю. И очень смешной рассказ о переселении душ Д.Проскурякова "Соблюдайте очередь!" о духе бунтарства.