lemur1

Суждения о «Побеге куманики удалось выслушать разные, но личное впечатление – это даже не особенно роман, а шкатулка, наполовину с драгоценными камнями непонятными предметакми для секретиков, неопознанного, но захватывающего происхождения, хотя бы в силу того, как они описаны.
Для секретиков. Которые зароешь под громадной казуариной, а там, глядишь, и исполнение желаний подоспело. Неожиданное исполнение, неожиданных желаний причем, особо не важна сама личность, не само желание, а одно из подводных течений, которое теплом ли, хладом ли сковывало ноги, нежно подтакивало и вращало тело и с которым было так весело и тяжело подчас бороться из-за лукавства течения и своей хитрости.
Собственно, с литературной точки зрения здесь есть на что поругаться, но точно также можно пожаловаться на какофонию настройки инструментов перед концертом.
Но как бы не кашляли насморочно музыканты, как бы не в тон выводила руладу труба, не гнусил внезапно гобой, не бормотали басовито и гневно во сне виолончель и фортепиано, не посыпала горячими, сладкими пряностями воздух и плечо музыканта золотая нечаянная скрипка, оркестр во время представления будет играть вполне себе симфонично.
И слушать будут.
Молчаливая, осторожная как на минном поле русская публика, втайне взволнованная до слез и прыжков, но почти не показывающая внутреннего ребенка.
Остро внимательные и крайне сосредоточенные музыканты: у них это, видите ли, точка перехода, они со слушателями только частично.
Будут тихие аплодисменты и тишина как в музее между номерами.
Вроде как бы даже не понравилось.
Но к концу выступления будут требовать ЕЩЕ. И также тихо и настойчиво не отпускать.
А после вечера разойдутся, полные необычным возбуждением, понесут его бережно, точно самую хрупкую елочную игрушку, экономно на жесты и не проявляя его внешне, втайне поеживаясь от удовольствия.
Некоторые даже немножко оставляют на потом.
Когда снег падает, от него светло, от этого земля черная и еще чернее. И музыка. И чувства от нее.
Вот с этой книгой та же история.

С точки зрения матерьяльной – это сборник обращений тех, кто никогда не будет услышан. Дневник литовского пациента Мораса-Мозеса, виртуальный и на бумаге, дневниковые заметки Отто Форжа, медиевиста, письма к бросившей его жене владельца галереи Эжена Лева, переписка археолога Фионы Рассел со своим практикантом и наперсником Густопом Земерожем (она вполне взаимна, но один из адресатов погиб, такие дела, и миром услышан так и не стал), письма Йонатана Йорка к единочаятелю и любовнику и резюмирующие письма научной руководительницы Джоан Фелис Жорди к брату ягодного Мораса – она ему и опекун, и единомышленник, и друг.
Совершенно точно знаю, и знаю случайно, где растет ежевика – на солнце и песке, сплетаясь в круговые, плоские и вертикальные спирали, с деликатными листьями и в отличие от малины, без коварных колючек и одеревенелой библейской старости, в песчаном преддверии эдема, и рядом с ним всегда терн, колючий, кислый, малолистный.
(Там правда рядом кооператив «Сады Эдема», можете смеяться.)
Морас – там и морошка в книге, и куманика, что покислее и побольше, и ягода сама чудная, с края мира, с карельских болот, неудивительно совсем, что оттуда из дебрей чего угодно мир пошел, а уж сейчас и подавно – чего ни встретишь.
Мозес – Моисей, был найден в корзинке, по воде приплывшим и непонятно кто он, откуда, да и зачем, а потом народ водил по пустыне, да отчасти , наверное и за нос, потому что шататься от одной верблюжьей колючки до другой да с народом в количестве нужно и хитрость, и юмор, и терпение, и талант флешмоббера. Ну и он такой же.
Приплыл на «Принцессе», сошел на Мальту в дамском платье в гущу событий, не бежал, а сошел, жил у странных людей, сам считаясь странным, потом больница.
Дорогие мои, кто не бросил все это читать. Какой к аллаху литературоведческий анализ.
МЫ ДАЖЕ НЕ ЗНАЕМ, ПРОИСХОДИЛО ЛИ ЭТО НА САМОМ ДЕЛЕ. И ЕСЛИ ПРОИСХОДИЛО, ТО ЧТО ИМЕННО.
А вот так. Сны из жизни собственной и жизни вышеупомянутой публики Морнасу снятся.
Судя по письмам Жорди, он все время был в Барселоне и был крепко нездоров.
Придумал себе и причину приезда, и саму археологическую находку, и ссылку в рукописи/. Видел сны этих людей. Видел их жизнь да и смерть, пожалуй, тоже.
Блин, но каким же он образом овладел атрефактом и смог создал развеявший его секретик?
Чужие люди говорят с уже чужими люди о своем, которое им по сути глубоко чуждо.
Но просиходит чудо – мальчик, в котором на одну каплю любви больше чем в других, транслирует их внутренний мир миру, пробиваясь к сущей первоматерии, которой, по прикидкам одной из героинь и так осталось не в избытке.
Потому что это была тяжелая, ртутная капля эмпатии.
(продолжение следует)