lemur1

Джаз это свет, но свет поздним вечером, когда на небе только низкие, острые и яркие южные звезды, кремнистый путь блестит, и мандариновым окном святятся окна бара. А на улице светло-лиловые, персиковые, белые астры фонарей, и алые, изумрудные, смарагдовые вывески. Ты и волен, и одинок, и теснейшим образом связан с этой жизнью; во всяком случае не идти на этот зов нельзя, по упругой, гибкой, светящейся нити надежды и безнадежности, там и ждут тебя, при этом не стараясь навязать собственной духоты, и не пытаются добыть из тебя того, чтобы ты не хотел дать добровольно сам.
Мы сходим по спирали переживаний, все ниже, ниже, ступеньки шире и круче, но внезапно, на самой сколькой и неудобной – порхх! наверх! Почти за волосы поднимают.
Улыбка проступает сквозь слезы, негритянский хор готов заорать госпел во все луженые глотки, но ироническое носовое кваканье саксофона пресекает пионерский восторг
(«пионэры, идите в жопу!»), а фортепиано мирит мелодией и трелями восторженных и скептиков.
Певиц непременно должно быть две.

Либо пышная негритянка в сверкающем, как чешуя, платье (клянусь, она сама подшивала подол, а рукава, если таковые есть, подвернуты на подшивку манжета). На ней удобные туфли на среднем каблуке, очень яркий макияж и те ресницы, в которых ей везет: именно в них ее фотографировала «Curremt biography», и теперь кочует по другим книжкам тоже. Она поет так, как 20 лет назад пела у подружек в гостях, изводя соседей из ближнего дома, впрочем, один из которых, полусонно внимая воплям и модуляциям, черкнул ей пару строк в студию, да с той поры и пошло так.
Негритянка голосиста, ориентируется не на ноты, а на свой слух и мелодическое чувство, слушает оркестрантов и их настроение сегодняшнего дня. Отчасти она смешна, как смешна марьиванна, известная в Марьиной роще, и общий стиль районный, но ее спасают задор, натиск и темперамент.
«Ваа-ааленки-ва-ааленки, да неподшиты стареньки! Чем подарочки дарить, лучше валенки купить!!» «Пускаааай могилааааа меня накаааажет…»
И дух вечеринки на вольном воздухе, пестрые наряды танцев, варварски яркие платки, немыслимые украшения и короткие, с рукавами до локтя, распахнутые светлые рубашки мужчин, и виноград, яблоки и сливы, и поздние дерзкие возвращения домой, и стук птиц по крыше низеньких домиков.
Вторая певица – тонка, собранна и аккуратна как новенький карандашик. Блондинка, возможно, с окраины; с прической, руки в полудлинных перчатках за спиной; платье нарядное и может быть даже вечернее, но смотрится как униформа аккуратной продавщицы или медсестры. Джаз она поет, потому что может петь и таким образом заработать на камерное пение. Она тиха и усердна; впрочем, может и пробиться. Но после 50 лет она носит жемчуга на шее и не всегда натуральные; уроки дает обязательно и непременно, постукивая миндальным, розовым ногтем по нотам, показывает задание от и до. Глядя в высокое окно она думает, что скорее счастлива: не все могут сказать, что они были любимыми ученицами Х****, отнюдь не все. Заметим, что любимой она постепенно называет себя, вспоминая мелкие успехи и скромные удачи; простим ей это невинное преувеличение.
Кот сыто щурится на джазовые чудеса на экране. Он упитан, несмотря на камуфляжную окраску; серовато-желтоватого меха хватило только на лапы, грудь и часть живота; на пузе вкось стоит стоит камуфляжная заплата. Если она оттопыривается наружу, это значит, что он поел и поел хорошо. Он презирает сильнее хозяина только кота с ногами, как запятые на китайских письменах – кривыми и черными; его собственные пятки и пальцы разноцветны. Он знает, как добывать «ийцо» из лапши, и дело не во вкуснючей жидкости, а в том, что он чего-то стоит, и попавший в тесто ус это уже приправа, лапша превращается в блюдо непонятной народности, а когда кота выкидывают с проклятиями, это невежественное непонимание. Пришитый палец к пуговице или лихо простроченный хозяйкой нос, засунутый под глупую насекомую лапку швейной машинки, разрешают кудахтать и хворать так, чтобы можно было хозяину заслужить прощение. Например, также и за то, что приходится ждать хозяина под дверями и он постоянно наступает в полосатое, точно царь в юродивого. Или за страшную цитрусовую вонь из ванной. Этим запахом задыхаться хорошо, а не душиться. Если чо.
- Вообще прекрати вот это вот все…Теперь джаз у него. По черно-белому телевидению.
-А что прекратить-то? Тебе сниться?
-Нет. Послушай, я и говорю-то с тобой с большой неохотой. Ты точно для летающих тарелок посадочные огни располагаешь.
-Ну уж и прям. И какие огни-то?
- Погоди. В хвойном сухом лесу так мухоморы растут. Непонятно какая, но это система. И видно издалека.

Продолжения не будет. Пока.